Ф. Ф. Зелинский
Из книги «Древний мир и мы» (1903)

<…> Передо мною текст, который я должен объяснить; но — такой же текст находится и перед каждым из учеников. Поясню вам, что это значит. Давая ученику в руки текст, я даю ему этим самым общее поле для наблюдений и исследований; на этом поле я буду его руководителем, но не более: он имеет и право, и возможности контроля, и над нами обоими властвует высшая инстанция — истина. Беру пример из Горация [Ars poet. 309]:

Scribendi recte sapere est et principium et fons.

Между мной и учеником возникает спор о том, куда отнести recte. Он отнес его к scribendi и перевел: «Быть умным — вот начало и источник того, чтобы правильно писать». Мне почему-то показалось, что recte следует отнести к sapere, и что переводить надо «правильно мыслить — вот начало и источник писательства». Ученик не сдается:

— Цезура, — говорит он, — стоит между recte и sapere, разъединяя их, так что уже по этой причине удобнее соединять recte со scribendi; того же требует и смысл, так как ум — источник не всякого писательства, а только хорошего, правильного; можно ведь писать и вовсе без ума.

— Это верно, — отвечаю, — но цезура часто разъединяет соединенные смыслом слова (привожу примеры), так что это соображение имеет только вспомогательное значение; что же касается вашего второго соображения, то о неправильном писательстве поэт и говорить не станет.

— Все-таки, — говорит ученик, — оказывается, что мое толкование имеет больше оснований.

— Нет, — отвечаю, — так как при вашем толковании слово sapere остается без определения, в котором оно, однако, нуждается: это — слово безразличное, его первоначальное значение — «иметь известный вкус» (отсюда sapor, франц. saveur), а затем «иметь известные умственные свойства». Для того, чтобы получить значение «быть умным», оно нуждается в определении, в этом самом recte, которое вы от него отнимаете.

— Почему же? — спрашивает ученик. — Ведь от sapere происходит причастие sapiens, а его значение — положительное «умный», а не безразличное «имеющий известные умственные свойства».

— Это не доказательство, — отвечаю, — так как причастия от безразличных глаголов, превращаясь в прилагательные, часто получают положительное значение; так, от безразличного pati «переносить» вы образуете patiens «хорошо переносящий, терпеливый». А вы найдите мне пример, чтобы самый глагол sapere без определения имел положительное значение «быть умным»!

Ученик пока умолкает, а на следующем уроке преподносит мне из того же Горация пример «sapere aude» [Epist. I, 2, 40] — «решись быть умным».

— Да, это верно, — говорю я ему, — я был неправ.

Привожу этот пример, так как это — случай из моей собственной, хотя и давнишней практики начинающего преподавателя, а также потому, что и Оскар Йегер, известный немецкий педагог, рассказывает, не сообщая частностей, нечто подобное из воспоминаний своего отрочества. «Тут мы почувствовали, — говорит он, — что есть сила выше и учителя, и нас — истина». <…>

(Ф. Ф. Зелинский. Из жизни идей: Научно-популярные статьи. Т. 2: Древний мир и мы. СПб., 1997. С. 58–59)