С. Т. Кольридж
Из книги «Biographia letteraria» (1817)

[Сэмюель Тэйлор Кольридж (1772–1834), великий английский поэт-романтик, в 1782 г. был отдан в лондонский благотворительный пансион «Христов приют», ориентированный на воспитание будущих священников и офицеров флота. О школьных годах Кольриджа красноречиво вспоминал его соученик писатель Чарльз Лэм: «Бывало, помню, случайный прохожий, зашедший под наши аркады, останавливался и, недвижимый, завороженный, <…> восхищенно внимал тебе; а ты проникновенно и звучно излагал тайны Ямвлиха или Плотина (ибо даже в те годы ты бесстрашно увлекался сим философическим питьем) или декламировал по-гречески Гомера и Пиндара — а стены древнего монастыря Серых Братьев отвечали своим эхом на голос вдохновенного приютского мальчика!»].

В школе я имел счастье и неоспоримую привилегию учиться у очень умного, хотя и строгого наставника. Формируя мой вкус, преподобный Джеймс Бойер научил меня предпочитать Демосфена — Цицерону, Гомера — Феокриту, а Вергилия — Овидию. Он приучал меня сравнивать Лукреция (в тех выдержках, которые мне были известны), Теренция и особенно более целомудренные стихотворения Катулла не только с римскими поэтами так называемого серебряного и бронзового веков, но даже с поэтами эпохи императора Августа и, опираясь на простой здравый смысл и законы универсальной логики, видеть и отличать превосходство первых как в умении раскрыть истину, так и в способности выразить национальные черты и во взглядах, и в поэтическом языке. Изучение греческих поэтов-трагиков сочеталось не только с чтением, но и с подготовкой специальных заданий, связанных с творчеством Шекспира и Мильтона, — чтобы сделать домашнее задание и при этом не вызвать раздражения нашего учителя, надо было потратить уйму времени и сил. Именно от моего наставника я узнал, что Поэзия самых возвышенно-гармоничных, равно как и самых страстно-беспорядочных, од заключает в себе определенную логику, не менее строгую, чем логика науки; ее труднее постичь, ибо она менее заметна, сложна и зависима от множества неуловимых, мимолетных причин. Истинно великие поэты, говаривал наш учитель, всегда не только знали, какое слово уместно в том или ином контексте, но и точно определяли его место в предложении; и я очень хорошо помню, как, подобрав синонимы Гомера в издании Дайдамуса, он требовал, чтобы мы умели объяснить, почему у Гомера фигурирует тот, а не другой синоним, в чем состоит своеобразие каждого из них и как они сочетаются с текстом.

(С. Т. Кольридж. Избранные труды. М., 1987; пер. с англ. В. М. Герман)