Версия сайта для слабовидящих
Санкт-Петербургская классическая гимназия №610
школаучебалюдипартнерыдосугфотобанкфорум
        семинар    

Перед законом
Франц Кафка (Franz Kafka), пер. с немецкого Александра Дистеля

Перед законом стоит привратник. К этому привратнику подходит человек из деревни и просит впустить его в закон. Но привратник говорит, что сейчас он не может позволить ему войти. Подумав, человек спрашивает, значит ли это, что ему разрешат войти позже.

«Возможно, — говорит привратник. — Но сейчас нет».

Поскольку ворота в закон открыты, как и всегда, а привратник отступает в сторону, человек нагибается, чтобы посмотреть через ворота внутрь. Когда привратник замечает это, он смеется и говорит:

«Если тебя так тянет туда, давай, попробуй зайти несмотря на мой запрет. Только заметь: Я могущественен. А я лишь низший привратник. От зала к залу стоят привратники, один могущественней другого. Один только вид третьего из них даже для меня невыносим».

Таких препятствий человек из деревни не ожидал; закон ведь должен быть доступен всегда и всякому, думает он, но потом, пристальнее поглядев на привратника, одетого в меховое пальто, на его большой заостренный нос, на длинную, узкую, черную татарскую бородку, он решает, что лучше все-таки подождать, пока он не получит дозволения войти. Привратник протягивает ему скамеечку и велит сесть сбоку от двери.

Так он и сидит день за днем, год за годом. Он неоднократно пытается сделать так, чтобы его впустили, и привратник утомлен его просьбами. Привратник время от времени устраивает ему небольшие допросы, осведомляется о его родных местах и много о чем еще, но делает это равнодушно — так выражают свой интерес важные господа — а завершается их разговор всегда одинаково: привратник говорит, что пока не может его пустить. Человек много чем запасся, отправляясь в дорогу, и он использует все, даже самое ценное, чтобы подкупить привратника. Тот, хоть и не отказывается ни от чего, попутно все же прибавляет:

«Я беру это только для того, чтобы ты не думал, будто какое-то средство ты не испробовал».

Не один год человек почти не отрываясь глядит на привратника. Он забывает о других привратниках и этот первый кажется ему единственной помехой на пути в закон. Он клянет свое несчастье, на первых порах громко и бесцеремонно, позже, старея, он только ворчит себе под нос. Он впадает в детство: в ходе многолетнего наблюдения за привратником он, кроме прочего, заметил на его меховом воротнике блох — он и блох просит подсобить и уговорить привратника. В конце концов свет в его глазах меркнет, и он не понимает, то ли вокруг него и правда становится темнее, то ли его просто подводят глаза. Верно одно: в темноте он теперь различает непрерывное сияние, изливающееся из ворот закона. Жить ему остается уже недолго. Перед смертью переживания всего того времени складываются в его голове в единственный вопрос, которого он еще не задавал привратнику. Он кивком просит его подойти, будучи не в состоянии поднять на ноги свое цепенеющее тело. Привратнику приходится низко наклониться к нему, потому что разница в росте сильно изменилась далеко не в пользу человека.

«И что еще ты хочешь знать на этот раз? — спрашивает привратник. — Ты ненасытен».

«К закону ведь стремятся все люди, — говорит человек. — Как же вышло, что многие годы никто кроме меня не попросился войти?»

Привратник замечает, что человек дышит на ладан, и, чтобы достигнуть его слабеющего слуха, рявкает на него:

«Никто другой не мог получить разрешение войти здесь, потому что этот вход был назначен тебе одному. Сейчас я пойду и закрою его».


Vor dem Gesetz

Vor dem Gesetz steht ein Türhüter. Zu diesem Türhüter kommt ein Mann vom Lande und bittet um Eintritt in das Gesetz. Aber der Türhüter sagt, daß er ihm jetzt den Eintritt nicht gewähren könne. Der Mann überlegt und fragt dann, ob er also später werde eintreten dürfen.

«Es ist möglich», sagt der Türhüter, «jetzt aber nicht.»

Da das Tor zum Gesetz offensteht wie immer und der Türhüter beiseite tritt, bückt sich der Mann, um durch das Tor in das Innere zu sehn. Als der Türhüter das merkt, lacht er und sagt:

«Wenn es dich so lockt, versuche es doch, trotz meines Verbotes hineinzugehn. Merke aber: Ich bin mächtig. Und ich bin nur der unterste Türhüter. Von Saal zu Saal stehn aber Türhüter, einer mächtiger als der andere. Schon den Anblick des dritten kam nicht einmal ich mehr ertragen.»

Solche Schwierigkeiten hat der Mann vom Lande nicht erwartet; das Gesetz soll doch jedem und immer zugänglich sein, denkt er, aber als er jetzt den Türhüter in seinem Pelzmantel genauer ansieht, seine große Spitznase, den langen, dünnen, schwarzen tatarischen Bart, entschließt er sich, doch lieber zu warten, bis er die Erlaubnis zum Eintritt bekommt. Der Türhüter gibt ihm einen Schemel und läßt ihn seitwärts von der Tür sich niedersetzen.

Dort sitzt er Tage und Jahre. Er macht viele Versuche, eingelassen zu werden, und ermüdet den Türhüter durch seine Bitten. Der Türhüter stellt öfters kleine Verhöre mit ihm an, fragt ihn über seine Heimat aus und nach vielem andern, es sind aber teilnahmslose Fragen, wie sie große Herren stellen, und zum Schlusse sagt er ihm immer wieder, daß er ihn noch nicht einlassen könne. Der Mann, der sich für seine Reise mit vielem ausgerüstet hat, verwendet alles, und sei es noch so wertvoll, um den Türhüter zu bestechen. Dieser nimmt zwar alles an, aber sagt dabei:

«Ich nehme es nur an, damit du nicht glaubst, etwas versäumt zu haben.»

Während der vielen Jahre beobachtet der Mann den Türhüter fast ununterbrochen. Er vergißt die andern Türhüter, und dieser erste scheint ihm das einzige Hindernis für den Eintritt in das Gesetz. Er verflucht den unglücklichen Zufall, in den ersten Jahren rücksichtslos und laut, später, als er alt wird, brummt er nur noch vor sich hin. Er wird kindisch, und, da er in dem jahrelangen Studium des Türhüters auch die Flöhe in seinem Pelzkragen erkannt hat, bittet er auch die Flöhe, ihm zu helfen und den Türhüter umzustimmen. Schließlich wird sein Augenlicht schwach, und er weiß nicht, ob es um ihn wirklich dunkler wird, oder ob ihn nur seine Augen täuschen. Wohl aber erkennt er jetzt im Dunkel einen Glanz, der unverlöschlich aus der Türe des Gesetzes bricht. Nun lebt er nicht mehr lange. Vor seinem Tode sammeln sich in seinem Kopfe alle Erfahrungen der ganzen Zeit zu einer Frage, die er bisher an den Türhüter noch nicht gestellt hat. Er winkt ihm zu, da er seinen erstarrenden Körper nicht mehr aufrichten kann. Der Türhüter muß sich tief zu ihm hinunterneigen, denn der Größenunterschied hat sich sehr zuungunsten des Mannes verändert.

«Was willst du denn jetzt noch wissen?» fragt der Türhüter, «du bist unersättlich.»

«Alle streben doch nach dem Gesetz», sagt der Mann, «wieso kommt es, daß in den vielen Jahren niemand außer mir Einlaß verlangt hat?»

Der Türhüter erkennt, daß der Mann schon an seinem Ende ist, und, um sein vergehendes Gehör noch zu erreichen, brüllt er ihn an:

«Hier konnte niemand sonst Einlaß erhalten, denn dieser Eingang war nur für dich bestimmt. Ich gehe jetzt und schließe ihn.»

«Если ребенка, способного к точным наукам, учить только математике, то он станет не математиком, а ослом. Среди прочего таких детей необходимо учить латинской грамматике — ведь благодаря ей школьник знакомится с умозрительными явлениями, которые нельзя потрогать руками, но которые тем не менее подчиняются строгим законам. Только так можно научиться оперировать научными понятиями»

Р. Бунзен,
немецкий химик, изобретатель газовой горелки