Овидий. Tristia IV, 7

В стихотворении IV, 7 из «Скорбных элегий» ссыльный Овидий обращается к некоему другу, покинувшему поэта именно тогда, когда тому больше всего нужна поддержка. Этот мотив дружеского упрека уже звучал в римской лирике; вспомним Катулла (carm. 38): «Плохо стало Катуллу, Корнифиций… А утешил ли ты его хоть словом?…» Однако взамен высокого эмоционального накала катулловских строк у Овидия мы находим нечто совершенно иное: значительная часть его элегии отдана изобретательному перечню мифологических чудовищ. Кто-то обвинит поэта в рассудочности и манерности; кто-то посетует на риторические клише, от власти которых Овидий не в силах освободиться даже и в дружеском послании. Но посмотрим на дело иначе: в полудиких Томах, после жестокого крушения жизненных надежд, Овидий обретает утешение в изысканной литературной игре — ностальгически жонглируя именами нестрашных греческих монстров, давно прирученных стихотворцами и художниками, и словно бы невзначай доводя до абсурда шаблоны школьного красноречия. Память, фантазия и мастерство по-прежнему верны поэту, помогая переносить и холодность друзей, и тяготы изгнания.

Bis me sol adiit gelidae post frigora brumae,
      bisque suum tacto Pisce peregit iter.
Tempore tam longo cur non tua dextera versus
      quamlibet in paucos officiosa fuit?
Cur tua cessavit pietas scribentibus illis,
      exiguus nobis cum quibus usus erat?
Cur, quotiens alicui chartae sua vincula dempsi,
      illam speravi nomen habere tuum?
Di faciant, ut saepe tua sit epistula dextra
      scripta, sed e multis reddita nulla mihi.
Quod precor, esse liquet: credam prius ora Medusae
      Gorgonis anguineis cincta fuisse comis,
esse canes utero sub virginis, esse Chimaeram,
      a truce quae flammis separet angue leam,
quadrupedesque hominis cum pectore pectora iunctos,
      tergeminumque virum tergeminumque canem,
Sphingaque et Harpyias serpentipedesque Gigantas,
      centimanumque Gyen semibovemque virum.
Haec ego cuncta prius, quam te, carissime, credam
      mutatum curam deposuisse mei.
Innumeri montes inter me teque viaeque
      fluminaque et campi nec freta pauca iacent:
mille potest causis, a te quae littera saepe
      missa sit, in nostras rara venire manus;
mille tamen causas scribendo vince frequenter,
      excusem ne te semper, amice, mihi.

Переводы

Перевод Александры Петровой (10 класс)

Дважды солнце ко мне после зимних морозов вернулось,
      Дважды, коснувшись Рыб, путь свой небесный прошло.
Как же за все это время хотя бы несколько строчек,
      Друг дорогой, не сумел ты для меня написать?
Пишут мне даже и те, кого не считал я друзьями, —
      Что же лишен я твоих писем и дружбы твоей?
И почему столько раз, торопливо печати вскрывая,
      Тщетно надеялся я имя твое прочитать?
Боги, пусть будет так, что часто ты письма писал мне,
      Только из них ни одно в руки мои не пришло!
Это наверное так: я скорее в Медузу согласен
      Верить, чей лик окружен змеями вместо кудрей,
В головы песьи под чревом у Сциллы поверю, в Химеру,
      Что отделяет огнем львицу от страшной змеи,
В адского пса о трех головах, в трехтелого мужа,
      В четвероногих — с людьми соединенных коней,
В Сфинкса, в гарпий неистовых и в змееногих гигантов,
      В Гиаса с сотнею рук и в человека-быка, —
В это поверю скорей, чем в то, что тобой я оставлен,
      Что изменился мой друг и позабыл обо мне.
Нас разделяют с тобою поля и высокие горы,
      Много меж нами лежит рек и широких морей:
Могут быть сотни причин тому, что в пути пропадают
      Частые письма твои и не доходят ко мне;
Чаще пиши — и все эти сотни причин одолеешь,
      Чтоб не пришлось для тебя мне оправданья искать.

Перевод А. А. Дистеля (выпускник 2000 г.)

Дважды солнце меня после лютой зимы навещало,
      Дважды, коснувшись Рыб, кончило путь годовой.
Что же все это время рука твоя ленится строчку
      Мне написать или две (больше не требую я)?
Что же твоя благосклонность молчит, когда пишут мне даже
      Те, с кем отнюдь не водил дружбы особенной я?
И почему, сколько раз ни срывал с письма я печати,
      Столько надеялся раз: это уж точно твое?
Дай бог, чтоб было так: хоть пишет рука твоя часто,
      Письма ее между тем все до меня не дойдут.
Ясно, что так все и есть: скорее в Медузу Горгону
      Верю, что были у ней змеи заместо волос,
В то, что ниже бедра у девицы головы песьи,
      Львица в Химере с козой пламенем разделены,
В четвероногих, чья грудь переходит в грудь человечью,
      В мужа о трех телах и в трехголового пса,
В Сфинкса и в гарпий поверю и в змееногих гигантов,
      В мужа-полубыка, в сотню Гиасовых рук —
В это скорей я поверю, чем в то, что ты изменился,
      В то, дорогой мой, что я стал безразличен тебе.
Неисчислимые горы, дороги лежат между нами,
      Реки лежат и поля, море лежит не одно.
Тысяча есть причин у посланий твоих затеряться,
      В руки мои не попав. Будешь почаще писать —
Тысячу эту причин одолеешь. Пока ж постоянно
      Перед собою тебя должен оправдывать я.

Перевод Артема Косулина (10 класс)

Дважды ко мне после зимнего холода солнце явилось,
      Путь оно свой годовой дважды по небу прошло.
О, почему же так долго труда себе дать ты не хочешь
      Несколько строк написать, милый мой друг, для меня?
Сердцем твоим почему я оставлен? Мне те даже пишут,
      С кем не была так крепка дружба моя, как с тобой.
Нетерпеливой рукою снимая печати с посланий,
      Часто надеялся я имя твое прочитать.
Боги! Пусть письма от друга, которых он много отправил,
      Все до меня не дошли — путь не смогли одолеть!
Лишняя это, однако, мольба: я в Медузу Горгону
      Жуткую, чей окружен змеями страшными лик,
Прежде поверю, и в то, что под чревом у Сциллы собачьи
      Скалились пасти, в огонь, в теле Химеры-козы
Скрытый меж львицей и змеем, и в четвероногих кентавров,
      В стража трехтелого стад и в трехголового пса,
В Сфинкса, и в гарпий, и в Геи-земли детей змееногих,
      В Гиаса с сотнею рук, в страшного мужа-быка…
В это во все я поверю скорее, чем в то, что тобою,
      Другом моим дорогим, вовсе теперь я забыт.
Множество гор и дорог нас с тобой разделяют; меж нами
      Быстрые реки, поля, волны морские лежат;
Тысяча разных помех не позволила, может быть, многим
      Посланным письмам твоим в руки мои попадать.
Чаще пиши, и помехи тогда одолеешь; не нужно
      Будет, мой друг, для тебя мне оправданья искать.