«Горе от ума»
Гимназический театр

В мае 2003 г. гимназическая театральная студия выпустила очередную премьеру — «Горе от ума». О работе над спектаклем рассказывают режиссеры-постановщики — Е. В. Вензель и Е. Н. Грачева, а также исполнительница одной из ролей — Майя Шляхтер.

Е. В.: «Горе от ума» — это была наша давняя мечта. Очень хотелось поставить какую-нибудь известную пьесу — и поставить «на пальцах», придумать какие-то очень простые решения.

Е. Г.: Это было как раз то, чего мы никогда не пробовали: русская классика, девятнадцатый век, психологический театр… Первая мысль была вот какая: «Горе от ума» — это пьеса, в которой все подслушивают. Отсюда возникла идея дверей, которые можно разворачивать, переносить с место на место, размечать ими пространство.
Но потом оказалось, что в магазине фанера только квадратная и дверь из нее не очень получается — зато можно сделать, например, стену. Так появился, во-первых, портик — знак дома, а во-вторых, с другой стороны того же фанерного листа — паркет как знак внутреннего пространства. И это уже было решение, потому что паркет сразу потащил за собой щетки, буфетчика Петрушу, хозяйство, танцы, самые разные мизансцены на нем и вне его… В общем, все так или иначе придумалось вокруг этой фанеры, которую ставили, наклоняли, поворачивали, роняли на актеров и так далее.

Е. В.: …Тот кусок дома, вокруг которого крутится вся комедия.

Е. Г.: На первой репетиции ребята просто читали текст, а я ходила по залу и старалась не смотреть на них — слушала, как звучат интонации. Мы искали актерские решения, искали распределение ролей; каждый перепробовал по три-четыре варианта.

Е. В.: Получалось тогда, когда внутреннее содержание, внутренние предпочтения человека совпадали с рисунком роли, которую ему предлагали.

Е. Г.: В этой пьесе очень сильна комическая составляющая, а между тем ее практически никогда не играют. Грибоедов ведь сохраняет традиционные амплуа, типичные ситуации — он писал самую настоящую комедию, в которую поместил романтического героя как некое инородное тело. Однако при этом весь остальной мир должен оставаться комическим — иначе не получится этой инородности, не возникнут жанровые трения внутри пьесы. И мы стали искать эти фарсовые ходы. Так, например, возникла идея составить светское общество из младших гимназистов, которые должны были действовать как единый мельтешащий многоголовый организм, «общий глас»…

М. Ш.: Мне, кстати, до сих пор немного жалко, что из-за этого потерялись отдельные персонажи.

Е. Г.: Важную роль в спектакле сыграли слуги: Лиза (Оля Матушкина) с ее живостью, органичным кокетством воплощает в себе все интриги, которыми опутан этот дом, а Петруша (Алеша Востриков) — хозяйство, налаженный ритм жизни; это своего рода механизм часов в доме Фамусова.
Другая идея была — реализация метафор; отсюда возникли лыжи, санки, ведра, заводные курицы (из фразы «Изволь-ка в избу, марш, за птицами ходить…»), прялка, на которую случайно надели фрак — и получился пузатый человечек, и так далее. Эти предметы рождались из текста — но, однажды появившись, они не должны были исчезнуть, и мы уже придумывали, как их использовать.

М. Ш.: На репетициях бывали моменты, когда мы не знали, что делать, и хватались за первый попавшийся предмет, начинали как-то с ним играть — и в результате «запихивали» в спектакль.

Е. В.: Я, как крыса, отыскивала вещи на улице и притаскивала. Лыжи, например, были найдены в школьной раздевалке, среди хлама. Мама Лизы Выборновой — друг нашего театра, которую мне очень хотелось бы поблагодарить, — раздобыла у пожарных ведро и даже форму. Все эти предметы, на самом деле, очень приниженные — случайная рухлядь, вокруг которой вдруг начинают разыгрываться страсти. А людям кажется, что они страдают, с чем-то борются…

Е. Г.: Две темы были с самого начала: пожар и обед. Это две доминанты, два лейтмотива, о которых так или иначе говорят все персонажи.

Е. В.: Нам хотелось представить появление Чацкого как пожар в доме. Отсюда, например, и возникла идея, что Скалозуб будет пожарным, что он приходит гасить этот огонь. А если обед — значит, тарелки…

Е. Г.: В этом доме должен был быть уют. Понятно, что они как-то приспособились друг к другу: кто-то врет, кто-то подслушивает, — но вообще-то жизнь налажена, им хорошо. И вдруг врывается Чацкий и устраивает пожар.

Е. В.: Андрею Олейнику вообще было сложнее всех.

Е. Г.: Да, у остальных актеров рисунок роли был изначально скорее фарсовый, и это они играть умели. А Чацкий должен был изображать душевное движение, искреннее чувство — что и взрослому-то актеру часто сложно. Это уже на репетициях было видно: идут выигрышные комедийные сцены с Фамусовым, со Скалозубом, кто-то упал, все хохочут… И когда выходил Чацкий со своими монологами, ощущалась некоторая неловкость: всем весело, все друг другом довольны — что он пришел-то сюда? Эта эмоция сама собой возникла на репетициях и в итоге стала доминирующей. Монологи Чацкого, которые остальные норовили прочесть с иронией или с пафосом, Андрей вдруг стал произносить с совершенно естественной интонацией, непосредственно — так же, как он, не знаю, анекдоты рассказывает…

М. Ш.: Анекдоты он хуже рассказывает…

Е. Г.: Замечательно, что он сумел глубоко понять этого человека — неловкого, не очень осознающего, что вокруг происходит, и поэтому служащего удобной мишенью для атаки. С точки зрения житейского ума Чацкий, конечно, делает глупости: ему ведь нужно с Фамусовым диалог какой-то налаживать, или уж промолчать… А у него другое: «Как же так, неужели никто этого не видит, неужели они сами не понимают?» И Андрею удалось найти ту самую интонацию, и в нем проявились и ирония, и пафос, и замешательство…

Е. В.: Да, сцену «А судьи кто?..» они сделали, по сути, вдвоем с Антоном Борисовым.

Е. Г.: Антону (Скалозубу) мы придумали такую роль: он мечта всех женщин в этой пьесе. Самый завидный жених, богат, молод, уверен в себе, у него нет никаких комплексов, он обаятелен…

М. Ш.: А по тексту выходит не совсем так: «Он слова умного не выговорил сроду, мне все равно, что за него, что в воду…»

Е. Г.: Это слова Софьи — лица заинтересованного; она и про Чацкого говорит то же самое.

М. Ш.: Но и Лиза, которая не заинтересованное лицо, говорит о нем : «Да-с, так сказать речист, а больно не хитер…»

Е. Г.: Это так; но с другой стороны, он идеал всех этих московских невест, он воплощает высший дар, который им может достаться. Так вот, в сцене монолога «А судьи кто?..» эта его обаятельная интонация должна была измениться. Мы понимали, что здесь агрессия сгущается до крайних пределов, — но как это сделать, было не очень ясно. И эту сцену Антон с Андреем сымпровизировали почти без нашего участия: сами нашли нужный ритм, нужный режим движения. Антон как будто надел на себя маску, убрал всю мимику с лица…

Е. В.: Если уж речь зашла об Антоне, я хочу сказать, что он удивительно думающий актер: без его идей мы никогда не решили бы множества сцен, и целый ряд жестов он нашел сам, без нашей подсказки. Кстати, такой же режиссерский талант есть и у Димы Бордюгова…

Е. Г.: Дима в роли Молчалина — это была удача. Он ведь, как и Андрей, после фарсовых ролей в предыдущих спектаклях впервые получил полноценный психологический материал — и это был огромный качественный скачок, конечно. У него вдруг появились эти вкрадчивые движения, кошачья походка, нежный взгляд исподлобья, поворот головы, жесты статуи… Ведь Молчалин на самом деле статичный персонаж: он всякий раз принимает такую форму, какую хотят увидеть другие. И эту свою линию Дима провел абсолютно идеально, я бы сказала, танцуя…

Е. В.: Теперь о двух Софьях.

Е. Г.: Ксюша Якупова — наш верный друг с молодых ногтей и абсолютно профессиональный человек. Она всегда все помнит и точно выполняет, готова принимать чужую логику — и делает это с темпераментом, с отдачей, с чувством юмора. В ее Софье самым сильным звеном была именно энергетика, возмущение, агрессия. И стало понятно, что лейтмотивом роли будет активная обида, защита гонимых — того же Молчалина. Получился человек решительный и независимый, который не собирается терпеть, когда кто-то на его глазах делает нечто противное его принципам. Это такой очаг сопротивления — как Фамусову, так и Чацкому; это есть в ее характере и есть в роли. Но есть там и другое — сентиментальная линия «плачевной крали», которую, опять-таки, почти никогда не играют: человек немного себе на уме, живущий своими мечтами и не очень участвующий в играх своего отца. И у Майи Шляхтер замечательно получались эти загадочные позы, полутона, паузы и т. д. Нам все время хотелось их соединить… И в какой-то момент мы поняли, что выбирать между ними нельзя, что Господь Бог дал нам на эту роль двух актрис с разными идеями и разными темпераментами. Тогда мы решили, что будут две версии спектакля с двумя разными Софьями.

Е. В.: Надо сказать, что ребята с самого начала были готовы к прямому разговору. Мы всегда, не боясь их обидеть, могли сказать: «У тебя не получается, попробуй иначе».

Е. Г.: Вот, к примеру, Илье Гусарову было трудно после роли Ленина в «Советской драматургии» — это очень заразный фарсовый образ, от него не так просто отделаться… Артисту Лаврову, по-моему, до сих пор не удалось… Так вот, движение Ильи в роли Фамусова от начала к концу спектакля было движением от фарса к жизни: от одиозного персонажа, который машет руками, распоряжается, зажигает бенгальские огни, поет — до испуганного и растерянного человека, которого обманули и он не понимает, за что.

Е. В.: Актер — это не лицедей, меняющий маски. Ему не обязательно в каждом спектакле быть абсолютно иным, искусственно искать новые интонации. Это личность; и Илья — актер-личность, который понимал, что он играет, пропускал это через себя.

Е. Г.: В этой связи хотелось бы сказать о Диме Тяпине. Поначалу у него не было роли, и на репетициях он подменял всех персонажей, включая женских, все время что-то таскал, носил, виртуозно выбрасывал предметы из-за занавеса, всем подсказывал слова — одним словом, всякий раз оказывался в нужном месте…

Е. В.: А потом, когда до эпизода с Репетиловым было еще очень далеко и мы о нем пока не думали, он подошел ко мне и спросил: «А кто у вас будет Репетилова играть?» Я посмотрела и после очень короткой паузы сказала: «Ты».

Е. Г.: И получилось открытие: ведь понятно, как обычно играют Репетилова — это человек, который быстро говорит, так что слова не вставить, суетится… А его Репетилов неожиданно оказался вальяжным и обаятельным — он живет абсолютно полноценной жизнью, получает от нее удовольствие, находит новых знакомых и совершенно не обращает внимания на то, что он неудачник, что его надули с невестой и т. п. 

М. Ш.: Ему важно, чтобы было о чем рассказать — потому и Репетилов…

Е. Г.: Вообще исполнителям в этом спектакле удалась почти что невозможная вещь: вдохнуть жизнь в текст, который, казалось, уже автоматизировался, который все знают наизусть и множество раз слышали со сцены. И они были готовы работать несмотря на свою занятость, на отношения друг с дружкой (помню, как однажды двое пришли со свежими синяками), на уроки, на переписывания математики…

Е. В.: Все актеры вели себя удивительно профессионально. Я не разу не слышала того, что можно регулярно услышать во «взрослых» театрах: это мне неудобно, тут подправьте, там сделайте полегче. Вот преимущества дилетантизма — в высоком смысле этого слова.

Беседа записана А. Ю. Енбековой

Помимо «Горя от ума», в 2002/2003 учебном году различные гимназические театральные труппы и объединения показали зрителям следующие спектакли:

Вацлав Гавел «Трудно сосредоточиться» (1968). Постановка Н. А. Рогинской. В ролях: Володя Вершинин, Саша Горбова, Катя Журбина, Соня Александрова, Гриша Янус, Алеша Востриков, Шура Журавлева, Б. А. Рогинский.

«Шутки Чехова». Постановка Л. И. Богдановой. В ролях: Оля Литвяк, Глеб Богатский, Саша Вавилов, Лида Галендерова, Инга Гусева, Даня Гражданкин, Таня и Марина Цай, Марфа Мотовилова.

Ludovicus Carolus «Alicia in terra mirabili» («Алиса в стране чудес» в латинском переводе Клайва Х. Каррутерса и В. В. Зельченко). Постановка Е. В. Вензель. В ролях: Маша Васильева, Кристина Чените, Полина Гришина, Аня Григорьева, Аня Гущина, Арина Резникова, Федя Беневич, Ник Кудрявцев, Аделе и Арсений Ветушко, Лиза Теллинг, Марфа Мотовилова, Илья Виленский, Маша Носарева.

Лукиан «Разговоры богов». Инсценировка Е. Ю. Басаргиной. В ролях — гимназисты 5α класса.

Спектакль «Катомиомахия» по пьесе Феодора Продрома (см. «Абарис» № 3, стр. 43–49) во время поездки гимназистов во Францию был показан в парижском лицее Жюля Ферри.